Ежегодно по окончании сельхозработ устраивали отчетное собрание и колхозный праздник. Все это делалось в колхозном клубе в доме, который достался колхозу после раскулачивания сельского мироеда – кулака Редькина. Во время колхозного праздника готовилось угощенье для всей деревни. Пекли белые булки, варили наваристые мясные щи. Вкусная каша и, конечно вино. В зимнее время в клубе отдыхала и развлекалась сельская молодежь. До войны в деревне была своя художественная самодеятельность, свой драматический коллектив. В клубе построена сцена с суфлерской будкой и занавесом. Часть молодёжи ставила здесь спектакли, на которые приходили смотреть и из соседних деревень. Заводилами среди молодежи были Борис Корытов, Николай Сумин, Иван Беляков, Николай Асташев, Виктор Абросимов, Павел Абросимов и Лиза Абросимова, Фива Белякова, Фаина Абросимова, Женя Мирскова и другие. Иван Сергеевич Беляков был непревзойденным юмористом. Он сочинял одноактовые пьесы из колхозной жизни, и некоторые зрители видели в них себя.
Однажды, на одном из спектаклей нужно было ружьё, чтобы сторож стрельнул в воров, которые крались к колхозному добру. Сторож (актер) в тулупе дремал около двери с замком, обнявшись с ружьём. Когда появились воры, он вскочил, заорал и выстрелил два раза в воров. Ружьё было не заряженным, только поставлены пистоны и звук был не громким, но внушительным. Однако, ружьё (двухствольный дробовик) понравилось кому-то из зрителей, а в зале были парни из Корхино, Кузнечихи и говорят даже из Водянова. Ружьё было наше. Когда отец после спектакля довольный успехом актеров понес ружье домой, ему потавили подножку в темном коридоре, сбили с ног, отняли ружьё и помяли бока. Бабушка Мария Ивановна приглашала гадалку Наталью Беспалову (по кличке Буза) наводить тоску на воров, чтобы они вернули ружьё. Но увы, чары и колдовство местной колдуньи были бессильны. Ружьё пропало бесследно, и отец купил новый дробовик, только одноствольный. В наш колхозный клуб приезжали с гастролями артисты из Ивановского Художественного Театра. Конечно, они не специально к нам приезжали. Они гастролировали по области, по сельским клубам и однажды их привезли к нам из Дунилова. Зал был полон. Мне особенно запомнилось художест-венное чтение «На пожаре»:
«Дом горит, горит, горит,
А народ кругом стоит,
Рассуждают меж собой,
Догорит, пойдем домой.»
Мы, дети, сидели на полу, между сценой и первым рядом скамеек. На сцене ставили отрывки из Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Тут бегал и черт с хвостом и с блестящими глазами. Нам пацанам было страшно видеть это чудовище в деревне. Но вот, когда на сцену вышла Солоха в красных сапогах, раскрашенная, у меня в голове сразу сработала мысль – ведьма! Я с испугу бросился к двери, а сидевший рядом со мной Колька Корытов ухватил меня за ногу и остановил: «Не бойся, это неправда, это артистка». Я сел и посмотрел спектакль до конца. На следующий день артистов на трёх повозках повозках увезли в село Васильевское. С открытием у нас сельского клуба, центр идеологической работы першёл из школы в клуб (красный уголок). Заведующий клубом был Борис Корытов. Здесь в клубе стоял радиоприемник на батарее, настольные игры: шашки, шахматы, домино. Мы очень любили послушать радио. В красном уголке полумрак. Горит семилинейная керосиновая лампа, а из шкафа доносится музыка, речь, рассказы. Это было так таинственно, так интересно. Былины про Илью Муромца я впервые услышал здесь. А когда батареи стали садиться и звук слабеть, мы с интересом слушали передачи через наушники. В некоторых избах в деревне появились детекторные приемники.
В летнее время в клубе открывались детские ясли. Моя бабушка Мария Ивановна была там стряпухой. Помню и я один сезон посещал там старшую группу перед школой.
В зимнее время колхозные мужики работали в извозе – возили в город дрова, торф на текстильные фабрики. Часть мужиков работали в коробичной артели – плели корзины под картофель для колхоза и по заказу в другие колхозы.
Многие женщины работали надомницами от Васильевской строчевышивальной артели. В частности наша мама тоже работала. На пяльцах вышивали крестиком различные цветочки, гнали строчку вышивки на воротниках и рукавах к рубашкам. В дневное время они брали пяльцы и шли в сельский клуб. Там садились и вышивали, делились опытом, пели песни и вели различные разговоры. Труд в коллективе скрашивал семейные будни.
Настал 1936 год, как теперь говорят – год политических репрессий. Однажды приехали люди из НКВД, пригласили в правление колхоза Ивана Андреевича Абросимова, Александра Михайловича Абросимова, Ивана Васильевича Абросимова и увезли их, как сказали на допрос в Васильевское. За деревней, за Черновском прудом их ждала машина «черный ворон» - увезла.
Через некоторое время из деревни увезли Ивана Андреяновича Бабикова, Михаила Носова, Николая Беспалова. Вернулся через десять лет Бабиков Иван Андреянович. Остальные где-то погибли или расстреляны. Посмертно реабилитирован Иван Андреевич Абросимов. О других ничего не известно. Никто за них не хлопотал, так как было уже некому. Но врагами народа я их не считаю. Их забрали по чьему-то навету. Это были обычные деревенские мужики, крестьяне, труженики (моё мнение).
Жизнь в деревне продолжалась, колхоз набирал силу. Построили отличный конный двор, свинарник, молочно-товарную ферму, курятник, имелась пчелиная пасека. Мы, дети, ходили в школу. Я ходил уже в Васильевскую неполную среднюю школу. Из деревни нас ходило человек 15-20. Весной и осенью каждый день отмеривали по двенадцать километров: шесть туда и шесть обратно. На зиму обычно вставали на квартиры. Девчонки обычно останавливались в общежитии. В 1940-41 году я окончил неполную среднюю школу, и готовился к поступлению в восьмой класс. В ноябре 1940 года я вступил в комсомол, будучи учеником седьмого класса.
| 
