Но все мои планы и планы нашей семьи рухнули. Наступило лето1941 года 22 июня. Началась Великая Отечественная Война. На следующий же день по повесткам мужчины начали являться в военкомат – и в Армию. Где-то проходили подготовку не более месяца – и на фронт. В течение двух-трех недель мужчин от 20 до 40 лет в деревне не осталось. Нас, молоденьких пацанов, девчонок, окончивших школу, собрал представитель колхоза на коротенькое собрание и заявил: «Ребята, смотрите, каждый день из деревни уходят ваши отцы и братья на войну. Я остался один с бабами. А ведь сенокос в разгаре, скоро жнитво, молотьба и другие уборные работы. Наверное школу надо оставить. Бог даст, война скоро кончится, доучитесь». Мы все остались в колхозе и начались наши трудовые будни. Делали всё: косили, сушили сено, убирали. Женщины начали жнитво серпами, иногда выезжала жнейка (двуконный агрегат). Им руководили ещё не ушедшие на фронт парни. Осень – уборка картофеля. Молотьба длилась на току до начала зимы. В деревне начали поступать похоронки (известия о гибели деревенских мужчин). Начались слезы скорби. Но люди держались, трудились. Враг подходил к Москве. Предполагалось возможно пойдет на окружение и вторгнется в наши края с юга через Ковров. Оставшиеся старики и мужчины были мобилизованы на «трудовой фронт». Намечено копать линию обороны с юга от Шуи. Начали рыть противотанковые рвы влево от Тезы по линии Змеёво-Бильдюхино-Паршигино и далее. Рыли до декабря месяца, пока не были разгромлены фашисты под Москвой. Наши колхозники работали на окопах вахтовым методом. Мы, пацаны, на четырех подводах увозили партию женщин в 10-15 человек в Змеёво, где они квартировали, а работающих увозили домой. Смена партий была один раз в неделю. В декабре работы по обороне были приостановлены. До настоящего времени в поле в районе Змеёво-Паршигино можно видеть остатки заваленных рвов. Партия женщин и девчонок всю зиму работали на лесозаготовках. Мальчишки 1924 года рождения возили дрова на станцию Лодыгино или в Южском районе до ближайшей пристани на Тезе. Отсюда по воде, на баржах дрова, бревна перевозились в Шую и разгружались на левом берегу Тезы. Это было топливо для города, в том числе и фабрик. Зимой 1941-1942 года мы мальчишки в количестве пятнадцати человек, в том числе и Дуся Абросимова возили дрова в Шую на мясокомбинат из Черемошника. Ездили в Шую через день. В первый день ехали в Черемошник и нагружали дрова в сани, а на следующий день в шесть часов утра отправлялись в Шую. И так до весны. А в деревню шли и шли похоронки. В марте 1942 года пришла похоронка и в нашу семью. Отец погиб 18 марта 1942 года в Смоленской области в районе города Велиж.
Из деревни начали уходить и молодые уже мальчишки. Летом 1942 года ушли ребята1924 года рождения: Коля Буланцев, Костя Корытов, Миша Абросимов, Витя Беспалов. Вернулся только Борис Шовондин в 1945 году, но остался в городе. Зимой 1943 года ушли ребята 1925 года рождения: Беспалов Валя, Дойников Ваня, Абросимов Коля. Все они погибли в 1944 году.
Наш 1926 год пока работал в колхозе, однако вахтовым методом мы ездили на различные работы, не связанные с колхозным трудом. Летом 1942 года я, Коля Корытов и несколько девочек работали на строительстве аэродрома в районе города Родники. Работали опять вахтовым методом. Осенью 1942 года работали на дорожном строительстве. Строили дороги в сторону Родников и Южи. Зимой 1942-1943 года опять лесозаготовки. Во всех без исключения работах я принимал участие, работал или на лошади или в паре с Колькой Корытовым на пиле. В летнее время в перерывах от общественных работ на стороне, работали непосредственно в колхозе: сеяли, косили, убирали, молотили и прочее. Вместе с нами с мальчишками работали и девчонки наши ровесницы: Дуся Абросимова, Валя Белякова, Люся Беспалова и другие девушки постарше нас – Лиза Абросимова, Фаина Абросимова, Зина Мирскова.
Осенью 1943 года в ноябре пришли повестки на призыв нашему 1926 году рождения. Нас ушло пять человек. Я – Буланцев Г., Корытов Коля, Абросимов Боря, Сушин Витя, Абросимов Алеша. Погиб один Корытов Коля. Но в деревню кроме Абросимова Бориса и Абросимова Алексея никто не вернулся. Наша срочная служба продолжалась до 1950 года. Я остался в Шуе и в дальнейшем ушел учиться, связал свою судьбу с просвещением. Витя Сушин остался по месту службы на Сахалине. В живых сейчас только двое: я и Абросимов Алексей – живет в Шуе.Через год осенью 1944 года по последнему военному призыву ушёл в армию Беляков Саша, но по болезни был комиссован, вскоре умер.
За период с 1941 по 1944 год - на военную службу ушло около 45 человек. В деревню к сельскому труду вернулись только четыре человека. Тридцать шесть человек погибло, остальные не вернулись в деревню, остались где-то на чужбине. И так, деревне война нанесла непоправимый удар. Основная рабочая сила погибла. Рабочих рук не хватало. Колхоз, как самостоятельная хозяйственная единица существовать не мог. Он был расформирован в бригаду, которая присоединялась к колхозу «им. Мичурина» с центральной усадьбой в Михалях. Но эта бригада ещё долго существовала, так как здесь в Пшеничново находился конный двор, овчарня, молочная ферма и свинарник. Правда, из-за недостатка обслуживающего персонала постепенно всё начали переводить на центральную усадьбу. Затем дело дошло до магазина, школы, кузницы и мельница тоже прекратила свое существование. Последней была закрыта школа, и здание перевезено в Кузнецово. А поскольку школы не стало, последние три семьи оставили деревню и уехали в город. Сельский клуб разобрали и перевезли в Васильевское. Двухэтажный дом Сажиных попытались разобрать и увезти кирпич на хозяйственные нужды, частично это было сделано, но низ дома остался не разобранным. Здесь сделали в земле углубление, навесили над землей крышу и приспособили под картофелехранилище. Это было далеко не лучшее решение. Весной по деревне разносился запах гнили. В начале 80-х годов деревня обезлюдела. Последними её покинул мой двоюродный брат Фёдор Фёдорович Буланцев с Елизаветой Ивановной – переехали в Васильевское. А затем Фива Васильевна Белякова, но жить в Васильевском ей не пришлось, она вскоре скончалась.
Подъезжая иногда к деревне со стороны Михалей, отчетливо видишь её очертания – это столетние липы и тополя обозначают её границы, но когда въезжаешь в деревню становится страшно. Вечное безмолвие, кругом бурьян, на месте сломанных и перевезённых домов – крапива, лопух. Трава не выкашивается – некому. В бывших садах и огородах растет и спеет терновник. Леса одичали и перестали быть грибными, пруды обмелели и затянулись илом.
Это была общая справка о нашей деревне, написанная мной по памяти. Но прежде чем приступить к рассказам о жителях деревни хочу привести поэтический этюд, написанный очень неравнодушным человеком, который провел свои юношеские годы в городе Шуя, который своим творчеством не даёт забывать дела и чаяния народа Русского, а однажды (в 1996 году) побывал и в этих местах. Это Виктор Верстаков – стихотворение «Аракчеевский тракт».
По Аракчеевскому тракту
на межколхозное гумно
последний деревенский трактор
везет последнее зерно.
Зигзагом меж обочин, слепо
рулит нетрезвый ездовой
под скрип тележного прицепа,
под чахнущий моторный вой.
Большие задние колеса
в грязь погружаются на треть,
прицеп в кювет съезжает косо,
мечтая лечь и умереть.
В его бортах такие щели,
что не останется зерна,
когда под вечер в самом деле
он доберется до гумна.
Село Васильевское – сзади,
село Пшеничное – в раю,
где с удивлением во взгляде
один лишь я живой стою.
Пусть неудачная рыбалка
еще забыта не вполне,
пустого дня отнюдь не жалко
близ ожившей дороги мне.
Эх, Аракчеев, граф-служака,
ты натворил немало зла,
но именем твоим, однако,
Россия тракт сей назвала.
Брели уныло арестанты,
неслись в санях большевики,
катили в "эмках" адъютанты,
пешком ходили рыбаки.
И вдруг - при нас! - в Москве, столице,
такая нечисть завелась,
что никакая не сравнится
с ней аракчеевская грязь.
Прошла, как язва моровая,
коса измены по стране…
Но едет трактор,
согревая надежду слабую во мне.
Последнему в России тракту
зазря пропасть не суждено.
Еще взойдет вокруг зерно,
которое рассыпал трактор!
|
